Неточные совпадения
И какая разница между бесстрашием солдата, который на приступе отваживает
жизнь свою наряду с прочими, и между неустрашимостью человека государственного, который говорит правду
государю, отваживаясь его прогневать.
— Милостивый
государь, милостивый
государь! — воскликнул Мармеладов, оправившись, — о
государь мой, вам, может быть, все это в смех, как и прочим, и только беспокою я вас глупостию всех этих мизерных подробностей домашней
жизни моей, ну а мне не в смех!
— Напоминает мне ваше теперешнее ложе,
государи мои, — начал он, — мою военную, бивуачную
жизнь, перевязочные пункты, тоже где-нибудь этак возле стога, и то еще слава богу. — Он вздохнул. — Много, много испытал я на своем веку. Вот, например, если позволите, я вам расскажу любопытный эпизод чумы в Бессарабии.
— Мелкой
жизнью живем,
государи мои, мелкой!
— Неверно, милостивый
государь, культура действительно погибает, но — не от механизации
жизни, как вы изволили сказать, не от техники, культурное значение которой, видимо, не ясно вам, — погибает она от идиотической психологии буржуазии, от жадности мещан, торгашей, убивающих любовь к труду.
— Вы, милостивый
государь, войдите в мое положение… Посудите сами, какую, ну, какую, скажите на милость, какую пользу мог я извлечь из энциклопедии Гегеля? Что общего, скажите, между этой энциклопедией и русской
жизнью? И как прикажете применить ее к нашему быту, да не ее одну, энциклопедию, а вообще немецкую философию… скажу более — науку?
Вот, милостивый
государь мой, все, что мог я припомнить касательно образа
жизни, занятий, нрава и наружности покойного соседа и приятеля моего. Но в случае, если заблагорассудите сделать из сего моего письма какое-либо употребление, всепокорнейше прошу никак имени моего не упоминать; ибо хотя я весьма уважаю и люблю сочинителей, но в сие звание вступить полагаю излишним и в мои лета неприличным. С истинным моим почтением и проч.
Такие манифесты являются часто и при
жизни того же
государя, по поводу рождения, совершеннолетия и всякой всячины; они на них считали.
Вл. Соловьев, при всем своем мистицизме, строил очень разумные, рассудительные, безопасные планы теократического устройства человеческой
жизни, с
государями, с войной, с собственностью, со всем, что мир признает благом.
Сначала
Сказал
государь, как ужасен тот край,
Куда я поехать желала,
Как грубы там люди, как
жизнь тяжела,
Как возраст мой хрупок и нежен...
И представлял
государю, что у аглицких мастеров совсем на всё другие правила
жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем другой смысл.
[А. И. Дельвиг сообщает о Клейнмихеле: «Неожиданно он получил от
государя письмо о необходимости его удаления ввиду общественного против него мнения» («Полвека русской
жизни», т. II, 1930, стр. 50).]
«Tout le grand monde a ete chez madame la princesse… [«Все светское общество было у княгини… (франц.).]
Государь ей прислал милостивый рескрипт… Все удивляются ее доброте: она самыми искренними слезами оплакивает смерть человека, отравившего всю
жизнь ее и, последнее время, более двух лет, не дававшего ей ни минуты покоя своими капризами и страданиями».
Я тут же сказал сам себе: «Я всю
жизнь буду служить моему
государю и ни одной минуты русскому обществу!» — что и исполнил теперь.
— В настоящее время, пришедши в преклонность моих лет, я, милостивый
государь, вижу себя лишенною пристанища. А как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие, то и хожу теперь больше по святым монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей
жизни, сколько о
жизни будущей…
Итак, терпение, милостивые
государи! Терпение с небольшою прибавкой доброжелательства и решимости разрешать назревающие вопросы
жизни не одной постановкой обнаженного fin de non recevoir, [отказа дать делу законный ход (франц.)] но и с участием свободного анализа.
— Опять — умрет! — повторил с усмешкою князь. — В романах я действительно читал об этаких случаях, но в
жизни, признаюсь, не встречал. Полноте, мой милый! Мы, наконец, такую дребедень начинаем говорить, что даже совестно и скучно становится. Волишки у вас, милостивый
государь, нет, характера — вот в чем дело!
—
Государь, — ответил он, — как Морозов во всю
жизнь чинил, так и до смерти чинить будет. Стар я,
государь, перенимать новые обычаи. Наложи опять опалу на меня, прогони от очей твоих — а ниже Годунова не сяду!
Вяземский был подвергнут допросу, но никакие мучения не заставили его выговорить ни одного слова. С необыкновенною силою воли переносил он молча бесчеловечные истязания, которыми Малюта старался вынудить у него сознание в замысле на
государя. Из гордости, из презрения или потому, что
жизнь ему опротивела, он даже не попытался ослабить клевету Басманова, показав, что его самого он встретил на мельнице.
—
Государь! — сказал Серебряный, —
жизнь моя в руке твоей. Хорониться от тебя не в моем обычае. Обещаю тебе, если будет на мне какая вина, ожидать твоего суда и от воли твоей не уходить!
Когда дано было более 50 ударов, крестьянин перестал кричать и шевелиться, и доктор, воспитанный в казенном заведении для служения своими научными знаниями своему
государю и отечеству, подошел к истязуемому, пощупал пульс, послушал сердце и доложил представителю власти, что наказываемый потерял сознание и что, по данным науки, продолжать наказание может быть опасным для его
жизни.
Все люди равны, и
государь тот же человек, как и мы; зачем мы будем ему подати платить, зачем я буду подвергать свою
жизнь опасности, чтобы убить на войне человека, мне не сделавшего никакого зла?
— Смертная казнь, милостивый
государь, не варварство! — кричал он. — Наука признала, что есть врожденные преступники. Этим, батенька, все сказано. Их истреблять надо, а не кормить на государственный счет. Он — злодей, а ему на всю
жизнь обеспечен теплый угол в каторжной тюрьме. Он убил, поджег, растлил, а плательщик налогов отдувается своим карманом на его содержание. Нет-с, вешать много справедливее и дешевле.
— Вы шутите, — сказал он, щуря глаза. — Таким господам, как вы и ваш помощник Никита, нет никакого дела до будущего, но можете быть уверены, милостивый
государь, настанут лучшие времена! Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой
жизни, восторжествует правда, и — на нашей улице будет праздник! Я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся. Приветствую их от всей души и радуюсь, радуюсь за них! Вперед! Помогай вам бог, друзья!
В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в
жизни будешь:
Войну и мир, управу
государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны —
А мне пора, пора уж отдохнуть
И погасить лампаду…
Кукушкина. Каковы бы ни были, все-таки не вам чета. Мы вот, милостивый
государь, какие родители! Мы с мужем по грошам набирали деньги, чтобы воспитать дочерей, чтоб отдать их в пансион. Для чего это, как вы думаете? Для того, чтобы они имели хорошие манеры, не видали кругом себя бедности, не видали низких предметов, чтобы не отяготить дитя и с детства приучить их к хорошей
жизни, благородству в словах и поступках.
— Они говорят народу: ты можешь устроить для себя другую, лёгкую
жизнь. Врут они, дети мои!
Жизнь строит
государь император и святая наша церковь, а люди ничего не могут изменить, ничего!..
— Это неважно! В доме — сыро, вот почему мокрицы. Так их не переведёшь, надо высушить дом… — Я — солдат, — говорил он, тыкая пальцем в грудь себе, — я командовал ротой и понимаю строй
жизни. Нужно, чтобы все твёрдо знали устав, законы, — это даёт единодушие. Что мешает знать законы? Бедность. Глупость — это уже от бедности. Почему он не борется против нищеты? В ней корни безумия человеческого и вражды против него,
государя…
— Помни, ты теперь будешь охранять священную особу
государя от покушений на
жизнь его и на божественную власть. Понял?!
Он должен был убедиться, что не может, при мягкости своего характера и при обычной древним московским
государям отчужденности от народа, разрешить великие вопросы, которые задавала ему народная
жизнь.
— Как вы живете? — кричал он. — Голод, холод, одежа плохая, — разве это — закон? Чему в такой
жизни научиться можно? Эх, кабы
государь знал, как вы живете…
В обители св. Сергия тоже знали эту вторую версию и едва ли не давали ей больше веры, чем первой. Брянчанинов и Чихачев были огорчены погибелью молодого человека, одного с ними воспитания и одних и тех же стремлений к водворению в
жизни царства правды и бескорыстия. Монахи считали гибель Фермора тяжким преступлением для всех русских, бывших на пароходе. По их понятиям, эти господа могли меньше говорить о том, как им близок бедняк, о котором заботился их
государь, но должны были больше поберечь его.
Спустя лет десять, в продолжение которых император Николай Павлович не вспоминал о Брянчанинове и Чихачеве,
государь в одну из своих побывок в Москве посетил митрополита Филарета и выражал неудовольствие по поводу событий, свидетельствовавших о большой распущенности в
жизни монахов. Митрополит не возражал, но сказал, что есть теперь прекрасный игумен, настоящий монах, на которого можно положиться, и с ним можно будет многое поочистить и исправить в монастырях.
Про третью картину, то есть это про мою фантазию, я вам, милостивый мой
государь, не напрасно сделал пример. Потому что я сам однажды попробовал такой практикой заняться, и через это вычеркнут из списка
жизни. Слава еще богу, что коронный суд, с участием присяжных заседателей, признал меня в состоянии невменяемости и отпустил на свободу. А то пришлось бы мне идти добывать «медь и злато» в местах столь отдаленных.
Позвольте мне, милостивые
государи, явиться в ваш дом не только как сыну ваших старых знакомых, но и как человеку, который ищет у вас счастия своей
жизни, руки вашей дочери.
Так как мы по известности ваши, то батюшка и все милостивейший
Государь, могите призреть нас яко сирот отца лишенных и не оставить милосердием вашим недостойных подданных, а мы чувствуем как обязаны усердствием Вашему здоровью до конца нашей
жизни, что покойному дядюшки так и вам все едино, как вся дворня так и выборный Трофим Кузмин с миром.
Генерал (начинает горячиться). Нечего испытывать. Мне нечего испытывать. Я сорок четыре года служу своему
государю,
жизнь свою отдавал и отдам этому служению, и вдруг меня мальчишка учить станет, богословские тексты мне будет вычитывать. Это он пускай с попами разводит. А со мной одно: он солдат или арестант. Вот и все.
Не знаю за что, но император Павел I любил Шишкова; он сделал его генерал-адъютантом, что весьма не шло к его фигуре и над чем все тогда смеялись, особенно потому, что Шишков во всю свою
жизнь не езжал верхом и боялся даже лошадей; при первом случае, когда Шишкову как дежурному генерал-адъютанту пришлось сопровождать
государя верхом, он объявил, что не умеет и боится сесть на лошадь.
Шипучин (стоя в дверях и обращаясь в контору). Этот ваш подарок, дорогие сослуживцы, я буду хранить до самой смерти как воспоминание о счастливейших днях моей
жизни! Да, милостивые
государи! Еще раз благодарю! (Посылает воздушный поцелуй и идет к Хирину.) Мой дорогой, мой почтеннейший Кузьма Николаич!
Если
государь сумеет только сохранить свою
жизнь и власть, то все средства, какие бы он ни употреблял для этого, будут считаться честными и похвальными».
Забыта была тетя Родайка, от которой она отбилась в толпе y собора… Забыто на миг тяжелое разочарование невозможности уехать к себе на родину… Только и было сейчас думы, что о Нем,
Государе, Державном Отце могучей страны и о самой стране, о милой России, которой она, Милица, теперь же, не задумываясь ни на минуту, отдала бы
жизнь… О, если бы она могла умереть за них обоих, если б могла!
По восьмому годочку осталась княжна после матери, а родитель через полгода после великого
государя жизнь скончал.
Этот венценосный вождь —
государь Александр Павлович, уже при
жизни прозванный «Благословенным», сразу поставил Россию на первенствующее место среди европейских держав, даровав последним, по выражению бессмертного поэта: «вольность, честь и мир».
Дело в том, что
государю было хорошо известно, что много дворян ежегодно приезжает в Петербург по разного рода делам, и многие из них имеют тяжбы в судебных местах столицы, вследствие медленности производства задерживаются тут на неопределенное время, что, при дороговизне петербургской
жизни, отражается на их благосостоянии, а потому приказал, чтобы всякий дворянин, при въезде в заставу, объявлял, кто он такой и где будет стоять.
— Не таюсь я перед тобой, великий
государь! Что за глаза, то и в глаза скажу… Спокойствие твое и государства твоего мне дороже
жизни моей нестоящей, и гибель твоя и разорение русского царства страшнее гнева твоего… Казнить хоть вели, а говорить что надо буду…
— Милость красит венец царский! — произнес с жаром князь Михайла Михайлович Голицын. —
Государь! ты прощал многих злодеев, посягавших на твою
жизнь, а чем заслужили они это прощение? Одним раскаянием!.. Последний Новик же, как мне известно ныне стало, сделал то, чем мог бы гордиться первый боярин русский. Мы все, сколько нас ни есть в войске твоем, ему одолжены нашею доброю славой и умоляем за него.
Это, впрочем, не помешало ему милостиво выслушать доклад Ивана Павловича Кутайсова о просьбе Ирены, умолявшей
государя похоронить своего несчастного мужа по христианскому обряду, ввиду того, что он несомненно покончил
жизнь самоубийством «не в своем уме», так как в ином состоянии не осмелился бы идти против воли своего
государя.
С такими порядками
жизни своего
государя, конечно, должны были сообразоваться все сановники и служащие, а потому в течении нескольких дней в Петербурге переменился совершенно род
жизни. День сделался опять днем, а ночь — ночью.
Приняв из рук судьбы страннический посох на пороге пресвитерской хижины, он соединил его потом со скипетром величайшего из
государей, начертывал им военные планы, мировые народам и царям и уставы на вековую
жизнь империи, указывал череду на престол и, наконец, положил этот посох так скромно, так печально, на Востоке, в тундрах Сибири!..
В противоположность брату, князь держался вдали от придворной
жизни, насколько, конечно, позволяло ему его положение, и лишь несомненно сознаваемая им польза его вмешательства или участия в судьбах любимого им отечества заставляла его с энергией браться за ратное или думское дело, по усмотрению
государя.